Мачеха (сборник) - Страница 102

102

Заплатина приглашать не понадобилось. Сам явился. Пришел после смены, прямо от станка. Положил на стол заявление в две строчки, сел и, отвернувшись, к окну, стал ждать неизбежных вопросов.

В заявлении он просил предоставить ему временно место в заводском общежитии.

Колмаков разгладил ладонью смятое заявление, искоса поглядывая на Заплатина, положил заявление в папку.

Все в этом человеке было ему неприятно. Рыжеватые волосы, уже редеющие над высоким с залысинками лбом. Серое неподвижное лицо, щеки запали, словно после затяжной болезни… В глаза не смотрит, слова цедит сквозь зубы… И еще: шея у него болит, что ли? Поворачивается всем корпусом… по-волчьи.

Вспомнилась встреча у заснеженной калитки. Миловидное личико, завитки темных волос в рамке белого пухового платка…

Да, пожалуй, не позавидуешь заплатинской жинке. При таком муженьке и красоте своей рада не будешь…

— У вас, товарищ Заплатин, есть дети?

Нужно было прежде всего выяснить, как этот ревнивец расценивает поступившую в партбюро жалобу тещи.

— Две девчонки… девять и семь лет… — Заплатин повел плечами, но головы не повернул, глаз от окна не отвел.

— Ну, и как же вы думаете?..

— Вам, товарищ секретарь, конечно, по чину положено во всех этих делах копаться… — перебил Заплатин. Губы у него перекосило, видимо, он считал, что улыбнулся. — Вы меня извините, но все эти разговоры ни к чему. Конечно, мне, как коммунисту, семью разрушать не положено, кодекс моральный не разрешает… Но нам с женой не по двадцать лет. Позвольте уж нам самим разобраться. Домой мне хода нет…

Он круто, всем корпусом, повернулся от окна к Колмакову.

— Я в доме посуду побил!

Видимо, он считал, что это признание должно ошеломить секретаря. Похоже, эту самую посуду он колотит не часто, да, видимо, и о жалобе тещи еще ничего не знает…

— Скажите, товарищ Заплатин, а часто у вас в семействе случаются такие вот… потасовки?

— Ну, а если я скажу, что в первый раз, вы же все равно не поверите?

— Почему же я должен вам не верить? — стараясь не смотреть на искаженное кривой улыбкой лицо Заплатина, насколько мог мягко возразил Колмаков. — Мы же коммунисты… Иван Поликарпович…

— Я же посуду побил, вы понимаете? — Заплатин, скрипнув стулом, придвинулся к столу Колмакова. — Не кинулись бы девчонки… не повисли бы на мне… Ладно, что соседей дома не было, а то без милиции дело бы не обошлось. Я из дому побежал — девчонки за мной ревут: «Папуленька… папуленька!» Сели мы с ними в скверике.

Заплатин с трудом проглотил перехвативший горло спазм.

Колмаков придвинул к нему стакан воды и, склонившись к нижнему ящику стола, начал рыться в старых папках.

Дав Заплатину время отдышаться, спросил негромко:

— Как же вы всё-таки с девочками-то думаете решать вопрос?

— А я теперь никаких вопросов решать не могу, поскольку я уже посуду бить начал… Теперь они все решают…

— Кто они?

— А теща и супруга моя с генералом…

«Мать честная, правильно теща-то говорила, не в порядке у мужика с головой!»

— Какой… генерал? — растерянно спросил Колмаков.

— Супругу мою, Петр Захарович, замуж просватали… за генерала. Вот в таком разрезе. Так что о ее дальнейшей судьбе вы можете не беспокоиться. И девчонками они распорядились просто. Поделим поровну, без обиды. Танюшку мне, Нинку им. У генерала детей нет, так он согласен довеском к супруге моей Тамаре Васильевне и Нинку взять.

— А девочки как? Согласны?

— Да кто же их согласия спрашивает? Их дело телячье. Тут уж не до их согласия, когда генерал в мужья наклюнулся.

Заплатин опять, скрипнув стулом, повернулся к окну.

— Девчонки между собой дружные, привязаны друг к другу. Так ведь у нее, у тещи-то, ни совести, ни жалости ни на грамм нету. Нинке она что хочешь спустит, Нинка — любимица, на мать похожа, красивенькая… А Танюшка в меня уродилась. Бабка как разозлится, начинает поливать: «Пакля рыжая… чухна конопатая… Заплаткина порода». А Нинка плачет: «Разве Таня виновата, что на папу походит?»

Супруга моя — красавица, а я, сами видите, лицом не задался. Теще брюнеты по вкусу, а я и мастью не вышел, фамилия моя — и та ей ненавистна. Она как хочет Томку побольнее задеть — начинает ее величать «мадам Заплаткина…»

— Из этих слов я могу понять, что вашей жизни с женой мешает ее мамаша… — осторожно начал Колмаков. — Может быть, вам действительно лучше пожить одним, разобраться в отношениях?.. Ведь у нее, насколько мне известно, есть другие дети…

— Некуда ей ехать… Никому она не нужна… — угрюмо отозвался Заплатин. — Ни с кем она не уживается. У сына два раза жила, невестка-змея, видишь, с сыном ее, с Шуриком, развела. К старшей, к Зинаиде, переехала — зять не по душе. У нас тоже третий раз живет. Старшие дети ей не больно и нужны. Для нее один свет в окошке — Томка. И ее поедом ест: зачем за неровню замуж шла… Мы же из-за нее и из Новосибирска уехали… Только начали здесь по-человечески жить, девчонки душой оттаяли, а она опять прикатила… Судьбу Томкину с генералом устраивать… Овдовел генерал-то на нашу беду…

Опять этот проклятый генерал… Все вроде ничего, рассуждает нормально, здраво, а потом опять — генерал…

— А может, Иван Поликарпович, вам отдохнуть бы поехать? Я поговорю с завкомом, выбьем путевочку в санаторий. Отдохнете, тогда и будем решать, что делать…

— А может быть, вы мне и в психиатричку путевочку схлопочете? — покривился Заплатин. — Ладно, Петр Захарович, вы мне в общежитии место дайте и, попрошу вас, воздержитесь, не вмешивайтесь пока в мои дела. Я пошел.

102